Есть такая странная тенденция, такое сомнительное веяние моды: все больше иностранных государств отправляют свои вооруженные силы на Ближний Восток, кажется, совсем не задумываясь над своей стратегией выхода.

Откуда такая искренняя вера в удачную реализацию планов? Неужели все полагают, что их генералам удастся все уладить?  Или надеются на силу, способную изменить правила игры, на некоего "бога из машины", который, словно в античной трагедии, внезапно, но все же не совсем неожиданно найдет решение проблем?

Но как раз та сила, которая небезосновательно предостерегала западные государства от авантюр и говорила, что нужно "помнить об ответственности", вот уже два года надеется на благоприятный исход для себя в Сирии.

Закрадывается подозрение, что Россия вмешалась в сирийские события без стратегии выхода.

Посланники Кремля излучают самонадеянность и уверенность в своих силах.

В отличие от Запада, позиция России на Ближнем Востоке должна восприниматься такой, какой ее хотела бы видеть сама Россия: прагматичной, трезвой, а если необходимо, жесткой, но прежде всего стратегической с точки зрения действий и ориентированной на интересы. 

Но если россияне и смыслят в каком-либо искусстве, так это в искусстве рассказчика: любая импровизация, любая быстрая реакция, исправления любых упущений – все это переписывается постфактум как отдельные части единого целого, когерентной стратегии. Стратегии, которая становится видимой, лишь когда сопротивление других теряет смысл, а победа России обеспечена.

До 2015 года, накануне военного вмешательства РФ, большинство западных дипломатов и экспертов не признавали за россиянами ни готовности к риску, ни воли взять на себя роль лидера. Все довольствовались рассмотрением России как некоего "спойлера". Между тем Кремль превратился на Ближнем Востоке в формирующую силу, которая, если судить по ее возможностям, вкладывает туда довольно много усилий.

Это следует не только из решения Путина превратить Ближний Восток в ключевой регион "проекции российской силы". Роль России стала более весомой, так как другие конкурирующие силы либо нейтрализуют друг друга, либо, как США, сами вышли из игры. 

Между тем Москва, похоже, всерьез взялась за поиск политического решения в Сирии.

Другой вопрос, на каких условиях.

Ведь россияне сомневаются в перспективах успеха Асада, который позволил бы ему восстановить соотношение сил, существовавшее до 2011 года. Они собственными глазами видят, что эта страна и ее население за прошедшее время стали другими.

Инициированный россиянами процесс в Астане, то есть попытка вместе с Турцией и Ираном достичь согласия по принципам перемирия и гарантий его соблюдения, в какой-то период производил впечатление сигнала бедствия со стороны Москвы.

Пока стратегия России заключалась в том, чтобы срывать планы других, ее воплощение было простым делом. Это игра с нулевой суммой. Но Россия не может больше себе такого позволить – ни с точки зрения собственных амбиций, ни с точки зрения вложенных инвестиций.   

Весной 2016 года Путин заявил об успешном окончании миссии в Сирии. Но вооруженные силы России все еще присутствуют в этой стране – а между тем перед ними теперь иные вызовы, запросы сейчас выше.

Тогда, по мнению самой России, ей удалось предотвратить свержение Асада.

Кроме того, Россия смогла дать толчок развитию отечественной военной промышленности, избежала угрозы ее доминирующей роли как экспортера природного газа и снова на равных вступила в переговоры с США по вопросам мировой политики. И все это без уступок в Украине или в Крыму, а к тому же еще и без больших материальных или человеческих потерь.

Однако удивительно, что руководство России не подчеркивает еще два мотива своих действий: осенью 2015 года россияне, возможно, предотвратили еще одну гуманитарную катастрофу. Группировки боевиков-салафитов в провинциях Идлиб и Хама маршем продвигались в сторону поселений алавитов на побережье вокруг Латакии. Алавитам, которых воспринимали как преданных режиму неверных, рассчитывать на пощаду не приходилось.

Им бы пришлось тысячами спасаться бегством в Ливан или к Средиземному морю. Военные-алавиты, возможно, даже ушли бы из окрестностей Дамаска, за которые уже тогда развернулись ожесточенные бои, чтобы защитить свою родину.

На какое-то время России удалось защитить не только режим, но и те меньшинства, защита которых ранее мало кого беспокоила.

Хотя то, что вмешательство России предотвратило эту гуманитарную катастрофу, которую почти не воспринимали на Западе, все же не уменьшает ее ответственности за другие гуманитарные катастрофы: гибель и изгнание гражданского населения, которые в других местах происходили c позволения России или даже при ее активном участии.

Кроме того, Россия предотвратила еще одно столкновение: без вмешательства РФ в 2015 году эта роль досталась бы Ирану. Тогда бы Иран не ограничился только использованием добровольцев-боевиков под присмотром своих военных советников, а, возможно, вмешался бы в ход событий регулярными войсками со своими знаками отличия. Это поставило бы Саудовскую Аравию перед выбором: либо развязать войну против Ирана, либо наблюдать за происходящим и утратить роль ведущего суннитского государства.

Это, возможно, объясняет сдержанный тон в критике действий Москвы со стороны Эр-Рияда.

Возможно, саудовцы даже побуждали россиян к вторжению в Сирию.  

Отныне россияне активно задействованы везде, где это только возможно: в Ираке, с курдами, в странах Персидского залива, Египте, Ливии, Алжире, а с недавних пор снова интересуются даже Западной Сахарой.

Раньше Россия могла подчинять свою политику на Ближнем Востоке стратегической цели – удерживанию цены на нефть на уровне выше $50. Между тем реалии усложнились. В некоторых государствах региона Россия уже воспринимается как региональная ближневосточная сила, которая, в отличие от США, пришла, чтобы остаться.

Россия оказалась поставлена перед необходимостью принятия стратегического решения. Она может добиться кадровых перемен в Сирии и тем самым начать преобразования. Для этого россиянам нужна часть населения, которая хочет сохранить и изменить Сирию как государство, и делать это без оружия в руках. Нужны те сирийцы, кто страстно желает не только окончания войны, но и конца существующего режима насилия.

Поэтому России очень скоро придется принимать решение: желает ли она формировать Сирию и брать на себя ответственность за безопасность ее населения или все же предпочитает как можно быстрее найти стратегию собственного выхода из этого конфликта.

Автор: Даниэль Герлах,

главный редактор журнала Zenith,
сооснователь и главный редактор немецкого издательства Levante

Статья впервые обнародована на сайте IPG и публикуется с разрешения правообладателя, с редакционными сокращениями