На протяжении последних двух веков Российская империя играла важную, а в критические моменты – и ключевую роль в архитектуре европейской безопасности. Эту роль можно кратко определить формулой "евразийский жандарм Европы".

В сложной системе построенных европейскими дипломатами рычагов и противовесов роль России фактически заключалась в том, чтобы блокировать чрезмерное преимущество одной из европейских стран или коалиций над другой. Эта роль становилась незаменимой, когда внутренних сил Европы явно не хватало, чтобы самостоятельно справиться с внутренней опасностью.

За такую роль Европа традиционно "расплачивалась" с Россией признанием за ней монопольной зоны влияния вокруг себя.

Если говорить проще, то европейцы, в разных исторических обстоятельствах, расплачивались с Россией судьбой балтийских и славянских народов -

за то, что Россия сначала не дала французам колонизировать немцев, а потом помогла немцам избавиться от всякого желания колонизировать французов.

Впрочем, первый шаг к демонтажу этой системы сделали, опять же, немцы и французы – в ситуации, когда зона монопольного влияния России в Европе выросла до невиданных ранее масштабов. Благодаря усилиям Роберта Шумана и Конрада Аденауэра, "Европейское сообщество угля и стали" стала зародышем такого экономико-политического объединения европейских стран, которое принципиально исключало их претензии на колонизацию друг друга.

Вместе с тем такое объединение, независимо от воли и устремлений его организаторов, стало ударом по традиционной роли России в архитектуре европейской безопасности.

И правда, зачем европейцам "евразийский жандарм", если они могут поддерживать внутриевропейскую безопасность собственными силами?

Но если "евразийский жандарм" теперь уже не нужен, исчезают и политические основания "расплачиваться" за его услуги толерантным отношением к его колониальной политике минимум на всем европейском континенте.

Ход Бухарестского саммита НАТО 2008 года показал, что эта мысль не сразу прижилась в головах европейских политиков. Впрочем, в действительности лебединой песней "евразийского жандарма" стало уже участие России в разрешении балканского кризиса 1990-х годов. Ведь именно это неоднозначное участие засвидетельствовало, что главным интересом России отныне стала активная поддержка таких ячеек внутриевропейского противостояния, которые невозможно было бы усмирить без участия России.

Стремление России сохранить себя в архитектуре европейской безопасности как незаменимый фактор стабилизации (со всеми прилагающимися к этому политическими дивидендами) обернулось все более откровенной игрой России на внутриевропейскую дестабилизацию. Такова цена нынешнего украинского кризиса в контексте фактической перестройки архитектуры европейской безопасности.

Речь идет не только о том, в какой степени России удастся удержать под своим политическим или экономическим контролем собственно Украину: на карту также поставлено право РФ получать и в дальнейшем европейские политические преференции в обмен на "конструктивное" российское участие в решении тех кризисов, с которыми европейцы не в состоянии справиться собственными силами.

В свете сказанного,

попробуем ответить на два вопроса: при каких условиях возможно украинско-российское примирение и при каких условиях возможно внутриукраинское примирение,

которое охватило бы и тех граждан Украины, которые ныне проживают на территории непризнанных восточноукраинских "республик"?

Вопрос первый.
Примирение Украины с Россией и перемирие с Кремлем

Начнем с внешнеполитического примирения.

Очевидно, что сейчас невозможно взять европейский опыт франко-немецкого, немецко-польского или польско-украинского примирения и непосредственно применить его к отношениям Украины с Россией. Ведь во всех трех упомянутых примерах предпосылкой примирения был категорический отказ сторон от колониальной политики в отношении друг друга. Но может ли Россия отказаться от собственной колониальной политики в отношении Украины?

На этот вопрос трудно ответить положительно, ведь колониальная политика России в отношении ее ближайших соседей является незаменимой составляющей и продолжением ее политики внутренней безопасности.

В тот момент, когда Путин стал у руля Российской Федерации, внутренний распад этого крупнейшего осколка Российской империи продолжался, причем Чеченская республика была самым заметным, но далеко не единственным центром "регионального сепаратизма". Одним из важнейших рычагов преодоления этих процессов, кроме неизбежного "сворачивание демократии", был перенос "горячих точек" наружу, за границы Российской Федерации

В этом плане примирение России и Украины не зависит от наличия или отсутствия доброй воли Путина или любого другого человека, который рано или поздно окажется на его месте.

Логика любого хозяина Кремля, если его целью является удержание под своим контролем всей территории нынешней Российской Федерации, неизбежно будет подталкивать его к агрессии вовне как единственному действенному способу удержать эту страну от дальнейшего распада изнутри.

Игра Кремля на дестабилизацию Европы является вспомогательным средством достижения этой внутриполитической цели.

Говоря предельно упрощенно, за агрессивную колониальную политику сегодняшней России отвечает не Путин, а российская – до сих пор имперская – политическая география.

Это означает, что предпосылкой межгосударственного примирения здесь оказывается изменение или трансформация политической субъектности на территории нынешней РФ.

Другими словами, настоящее политическое примирение Украины с Россией станет возможным лишь после того, как голос Кремля станет не единственным, а возможно, и не главным выразителем политической воли тех, кто осмелится превратить внутреннее устройство сегодняшней территории РФ из имперского в постимперское (пусть это будет "союз евразийских народов", "конфедерация народов России" и прочее).

С Россией, монопольно контролируемой Кремлем в ее нынешних границах, возможно не примирение, а лишь перемирие.

Хотя в тактическом плане и последнее, разумеется, является и будет являться крайне желательным.

Вопрос второй.
Примирение украинцев с украинцами: моральное и политическое измерения

Перспективу внутриукраинского примирения также обычно рассматривают в контексте международных аналогий (чаще всего здесь вспоминают опыт Южной Африки, Испании и Чили).

Но и этот опыт невозможно применить к украинской ситуации без радикальной коррекции. Ведь во всех упомянутых примерах речь шла о примирении политических сообществ с крайне разным видением одного и того же суверенного политического целого.

Иначе говоря, оба сообщества, лидеры которых стали активными субъектами примирения, идентифицировали себя как сообщества, политически принадлежащие к этому государству. В этом политическом смысле примирение происходило между чилийцами и чилийцами, испанцами и испанцами, южноафриканцами и южноафриканцами (вне зависимости от цвета их кожи).

Имеют ли жители востока Украины, которые сейчас поддерживают "непризнанные республики" ДНР и ЛНР, такую украинскую политическую субъектность? Отрицательный ответ очевиден.

Если у этих людей, по состоянию на сегодня, вообще есть хоть какая-то общая политическая субъектность, она является пророссийской, то есть проимперской; в этом смысле ячейка их политической субъектности находится и артикулируется не на востоке Украины, а в столице Российской Федерации (подданными которой эти люди признали себя если не де-юре, то де-факто).

Примирение Украины с такими людьми возможно лишь индивидуально, но не как с сообществом – иначе говоря, возможно только на моральном, но не на политическом уровне.

Выводом из сказанного состоит в том, что и в этом случае предпосылкой подлинного политического примирения является трансформация политической субъектности. На сегодня жители оккупированных территорий востока Украины, какими бы ни были их настоящие политические предпочтения, просто не имеют легитимных представителей, которые могли бы выразить их общую политическую волю в рамках внутриукраинского политического диалога. Такие представители могут появиться только в результате местных выборов, проведенных на Донетчине и Луганщине по законам Украины в соответствии с минскими соглашениями.

В этом свете и контексте организация и механизмы проведения этих местных выборов превращаются в значимый вопрос общеевропейской безопасности.

Ключевая практическая проблема: примут ли участие в местных выборах те жители ныне оккупированных территорий, которые вынужденно сменили место своего жительства и не успеют вернуться домой на момент голосования?

Технология проведения местных выборов как де-факто всеукраинских (с правом голоса людей с местной пропиской независимо от места их нынешнего пребывания) вызывает немало открытых вопросов; но этот путь кажется единственно приемлемым, если поставлена цель – сформировать украинскую политическую субъектность жителей тех территорий, которые ныне находятся под контролем так называемых "сепаратистов".

Успешное проведение этих выборов даст старт полноценному процессу внутриполитического примирения, который будет способствовать превращению Украины из несвободного фактора европейской нестабильности в очаг региональных процессов примирения и стабилизации. На этот вызов нам всем – и украинцам, и остальных европейцев – придется ответить в ближайшие месяцы.

Автор: 

Алексей Паныч,

философ, переводчик