В последние годы турецкая внутриполитическая жизнь настолько бурная, что в анализах политических обозревателей страна постоянно фигурирует как "Потерянная Турция" или по крайней мере как "страна на распутье".

Такие характеристики являются отражением сложного разнообразия процессов. Некоторые из них демонтируют с трудом выстроенную в течение десятилетий турецкую систему светской демократии по европейским лекалам.

Поэтому в международно-политическом дискурсе турецкий политический режим все больше ассоциируется с терминами "демократический дефицит", "нарушение прав человека", "авторитаризм", чем с до недавнего времени такой популярной характеристикой, как "страна-модель".

Сейчас к Турции приковано внимание в связи с конституционным референдумом, запланированным на 16 апреля, где должен быть решен вопрос перехода к президентской форме правления. Поправки к Конституции должны еще больше укрепить существующую вертикаль власти, переформатировав всю политическую систему под политические амбиции президента Реджепа Тайипа Эрдогана.

Предполагается, что институт премьер-министра будет ликвидирован, вместо него президент, который будет сохранять свою партийную принадлежность, сможет распускать парламент и делать ключевые назначения в стране. Если эти поправки будут приняты, это будет испытанием для с трудом достигнутых демократических достижений Турции.

Референдум проходит на фоне антагонистических отношений Турции со своими традиционными партнерами на Западе.

В последние годы Турция уже является мишенью для критики ЕС в связи со сворачиванием демократии, которая усилилась после неудачной попытки военного переворота в июле 2016 года. В результате в стране фактически был развернут масштабный контр-путч, подвергнувший репрессиям не только прямых исполнителей переворота, но и представителей гражданского общества, журналистов, имеющих взгляды, оппозиционные правящей идеологии.

Дальнейшее углубление авторитарных тенденций в политической системе Турции, в случае одобрения поправок к конституции, вероятно, приведет к еще большему обострению отношений с Евросоюзом.

Сотрудничество Турции и ЕС никогда не было безоблачным, а список взаимных обвинений весьма длинный. Анкара сетует на двойные стандарты Брюсселя, которые искусственно тормозят турецкое членство в Союзе.

В институциях ЕС и отдельных его членах громко слышны голоса тех, кто выступает за замораживание переговоров с Турцией как единственный адекватный ответ на политику нынешней турецкой власти.

Поэтому жесткая риторика Анкары в отношении Нидерландов (после конфликта из-за запрета турецким официальным лицам агитировать в этой стране за референдум) на самом деле явление не новое, хотя ее тональность могла выйти за стандартные рамки в связи с высоким градусом агитационной кампании.

Единственным стабильным элементом в отношениях Турции и ЕС является неизменно присутствующая взаимозависимость, которая заставляет Турцию и ее западных партнеров вести диалог в духе "бизнес как обычно", даже на фоне всевозрастающего расхождения в ценностях. Пример – договоренность в отношении беженцев, достигнутая в марте 2016 года, когда переговоры по решению миграционного кризиса включали в себя также вопрос европейской перспективы Турции и безвизовый режим (отсюда восприятие, что это было соглашение "безвизовый режим для Турции в обмен на беженцев").

Между Россией и США

Последние кризисные явления в турецко-европейских отношениях разворачиваются на фоне оттепели в отношениях между Анкарой и Москвой.

Российско-турецкие отношения прогнозируемо вернулись в докризисное состояние управляемого соперничества, которое признает естественные интересы друг друга. В частности, черноморский регион все больше соответствует характеристике российско-турецкого кондоминиума – где две великие державы не допускают появления посторонних сильных игроков, ситуативно сотрудничают в вопросах безопасности.

Турция обеспечила свою весомую роль в урегулировании сирийского кризиса вместе с Россией за участие в переговорах в Астане (январь 2017), и определенную координацию действий с Россией в Сирии в рамках операции "Щит Евфрата".

На нынешнем этапе, когда Турция тормозит сотрудничество в НАТО по нескольким направлениям, последние совместные российско-турецкие учения в Черном море призваны послать сигнал о том, что Турция – независимый игрок, способный обеспечивать свою безопасность теми методами, которые она считает нужными, включая координацию с противником Альянса – Российской Федерацией.

Такой тандем особенно чувствителен в силу того, что отношения Турции с США – своим стратегическим партнером – проходят глубокий кризис доверия.

По меньшей мере два вопроса остаются нерешенными: вопрос экстрадиции из США проповедника Гюлена, которого Турция обвиняет в организации попытки военного переворота летом 2016 года, и вопросы поддержки со стороны США курдских боевиков в Сирии.

Надежды Анкары на то, что новая американская администрация готова изменить свою позицию по этим вопросам, не оправдываются.

Впрочем, одновременно Турция поддержала недавние американские авиаудары в Сирии, несмотря на то, что Иран и РФ осудили их.

Украинско-турецкое партнерство в новых условиях

Украину интересует стабильная и демократическая Турция, которая была бы оплотом НАТО в регионе, страной, которая бы сохраняла свою проевропейскую ориентацию и сдерживала российский ревизионизм.

Отклонение Турции от этих ориентиров, особенно в том, что касается ее политики в отношении РФ, могут в последующие годы стать серьезной проблемой для Киева.

В то же время позиция Турции в отношении незаконной аннексии Крыма остается неизменной – Анкара не признает эти действия Москвы и поддерживает права крымскотатарского населения.

Страны начали переход от стадии дипломатической риторики "Черное море объединяет нас" к стадию реализации общих интересов. Если раньше эти отношения развивались под лозунгом экономизации, то есть использования потенциала торговых отношений, то сейчас у них есть шанс выйти за рамки узкоэкономического сотрудничества.

Несмотря на то, что потеря Крыма и конфликт на востоке негативно ударили по двусторонней торговле Украины с Турцией, тем не менее, аккумулировался определенный потенциал, который дал шанс не только в определенной степени нивелировать это негативное влияние, сохранить турецкие инвестиции и продолжить переговоры по ЗСТ, но и сделать прорыв в других сферах.

Стратегическое партнерство Украины и Турции не означает полного совпадения внешнеполитических видений и политик.

Были и есть вопросы, в которых действия Турции не согласуются с украинскими национальными интересами, как, например, в вопросе строительства российского газопровода "Южный поток" (уже неактуального) или "Турецкого потока". Переориентация транзита газа через территорию Украины в южном направлении – через Черное море – стала бы вызовом украинской энергетической безопасности.

Неприсоединение Турции к антироссийским санкциям ЕС и США является другим примером того, что наши интересы не обязательно являются интересами наших стратегических партнеров.

Украина же предпочитает дистанцироваться от политических оценок происходящего в Турции или турецко-европейских отношений.

Дилеммой для украинской дипломатии остается то, как доносить до турецких партнеров чувствительный для них месседж, что военно-политическое сотрудничество Турции с Россией и вопросы безопасности в регионе являются взаимоисключающими.

Автор: Марина Воротнюк,

эксперт Совета внешней политики "Украинская призма"

Текст подготовлен в рамках проекта Совета внешней политики "Украинская призма" и Представительства Фонда имени Ф. Эберта в Украине